О своей работе рассказывают Стас Шурипа, Елена Ищенко, ::voil:: и Илья Федотов-Федоров.
«Я сейчас нахожусь в резиденции в Финляндии. Здесь я продолжаю свой проект про «другое» и про восприятие себя как существа без биологического вида, пола и социальных надстроек.
Резиденция проходит в старой вилле 19 века в центре города. Я часто езжу по маленьким островам рядом с Хельсинки, где проходят наблюдения за птицами и мониторинг акватории, веду работу с местным зоопарком.
По первому образованию я должен был стать зооинженером и генетиком, потом учился на журналиста и, наконец, на художника. Я много участвовал в разных художественных резиденциях в Голландии, Швейцарии, Бельгии, Испании, Франции и других. Это, конечно, интересный опыт, который помог мне познакомиться с мировым художественным процессом и постепенно встроиться в него. Работа художника — это постоянный диалог. В начале он строился у меня в основном в России, сейчас все больше в Европе, надеюсь, скоро будет в США. И, конечно, везде есть свои особенности и топкие места.
Сейчас меня интересуют темы экологии и толерантности, с одной стороны, и эксплуатации и ненависти — с другой. Толерантное отношение к другим людям, нациям, религиям, сексуальной ориентации, бережное отношение к другому в широком смысле. И обратные явления — ненависть, вражда и агрессия, которые в нашей стране пока слышны громче. Мне интересно изучать ситуации, в которых человек доминирует над более слабыми организмами — биологическими или социальными.
Например, у меня есть работа The snake and the bat are girlfriends of the octopus. Это поэтические, абстрактные видео из нескольких частей. Первую часть я снял, после того как провел 42 интервью с мужчинами секс-работниками, транссексуалами и небинарными персонами. В видео есть феминный, маскулинный и асексуальный персонажи, которые взаимодействуют с разными животными, осьминогом, рыбами. Вторую часть этой серии я закончил недавно. Ее главная тема — история моей подруги, которая делала трансгендерный переход и в это время выращивала дома бабочек.
Пандемический год у меня был насыщенный: я делал себе надгробие в старой капелле в Берлине, затем три месяца в Швейцарии снимал видео в закрытом на время карантина зоопарке. Я был единственным посетителем, не работником зоопарка, которого животные видели за последние полгода. Это был очень необычный опыт: отвыкнув от посетителей, животные не прятались от человека, а воспринимали меня как развлечение, диковинку.
На фестивале я расскажу про свою практику, про разные резиденции и, конечно, про темы, которые меня волнуют: отношение к другому, гендер и экология».
«В детстве у меня было несколько советских книжек с ругательствами про модернистское искусство и с критикой сюрреализма. В них писалось, какие эти художники капиталистические чудища — а я был в полном восторге, что в нашем скучном мире существуют такие вещи! На счастье, в моем доме была пристройка с небольшим выставочным залом, в котором художники из нашего района проводили выставки. Моим соседом был Анатолий Зверев, через пару кварталов жил Дмитрий Пригов. Эти выставки подтолкнули меня в нужную сторону.
Главная задача современного искусства — уловить характер текущего времени и как-то его выразить, проявить. Каждый исторический момент — это бурная река, в которую мы окунаемся в первый раз. Это эксперимент, который все человечество проходит постоянно. И искусство в том числе для того и нужно, чтобы дать людям почувствовать природу и глубинные тенденции, которые определяют текущий момент.
Современному художнику можно все — рисовать, танцевать, проводить социологические опросы — все что угодно. Такая тотальная свобода — большой вызов. В этом контексте главным инструментом художника оказывается его или ее собственное «я».
«Я» — это сложная, подвижная сеть отношений с людьми, вещами, пространствами и временами. Традиционное образование исходит из конфликта, характерного для искусства 19 века: художник — ремесленник или художник — гений. В обычном художественном вузе студента учат ремеслу и чуть-чуть быть гением — что-то придумывать. Однако, ни одна из этих ролей не соответствует задачам современного художника. Современный художник — это сеть связей, социокультурный хаб, узел из отношений — к искусству, вещам, дизайну, повседневности. Он сочетает в себе и черты гения, и черты ремесленника — но все они включены в рамку некоего менеджера культуры. Современный художник — стратег, который изобретает себя и свой художественный путь.
Сейчас мы находимся в критической точке истории. Это переломное время сверхбыстрого развития коммуникационных технологий и искусственного интеллекта, которое ведет нас к чему-то, о чем мы ничего не знаем. Меняется количество и качество наших социальных связей — и мы сами. Меняется сама сущность того, что можно назвать человеком.
Человек перестает быть индивидуумом. Слово «индивид» на латыне означает «неделимый», то есть это некий цельный мир. Сегодня наше сознание имеет скорее форму облака. Наши мысли, память, эмоции распределены по разным гаджетам и находятся вне мозга, который остается скорее центром управления. Новая форма человека дает предпосылки для новых форм общностей. И искусство в этом процессе находится на переднем крае — именно там отрабатываются новые конфигурации и взаимосвязи человеческого «я». Об этом как раз и поговорим на фестивале».
Когда я поступала на журфак МГУ, я мечтала, что буду писать огненные тексты, которые, как я верила, изменят мир вокруг. Но увлекшись кино, я на собственном примере увидела, как искусство способно менять людей. Кажется, источник 90% моих знаний о современном мире — в работах и историях, которые создают художницы и художники.
Когда заявляют, что процессы глобального потепления, гендерного неравенства или деколонизации их не касаются, это звучит эгоистично. Мы живём в общем мире, и все мы зависимы от этих процессов, они влияют на нас. И в искусстве меня особенно интересует, как в личных историях отражается мир.
Я курирую художественные проекты в Краснодарском центре современного искусства «Типография». Это самоорганизованная, независимая, некоммерческая и горизонтальная инициатива: все решения мы стараемся принимать вместе. Такая структура нам принципиально важна, и мы искренне считаем, что в горизонтальном коллективе можно построить устойчивую и одновременно гибкую институцию.
Один из последних наших проектов — фестиваль «Тренинг Фантазия», на который мы пригласили художников и художниц из России и Германии, работающих с разными медиумами. Мы решили обратиться к чувству страха, ощущению «не по себе», которое мы испытываем, сталкиваясь с чем-то непривычным, выходящим за рамки нашей повседневной логики. Как вести себя в такой ситуации? Мы размышляли о том, как преодолеть страх, сделать его освободительным, служащим для новых связей и взаимодействий.
Художественная жизнь в Краснодаре, конечно, отличается от московской: здесь гораздо меньше ресурсов и институций. Но я вижу, как быстро эта среда растёт и развивается. В последние годы появились независимые инициативы — Plague Space, серия событий «X культуры». В «Типографии» работает Краснодарский институт современного искусства. Наверно, это единственная подобная образовательная инициатива на Юге России. Среди выпускниц и выпускников КИСИ много тех, кто активно работает и продолжает жить в Краснодаре или других городах края.
Современное искусство позволяет посмотреть на мир по-новому, столкнуться с новым знанием и представить, что всё может быть устроено иначе. Оно бьёт в наше воображение, эмпатию или стимулирует работу мозга, заставляя задавать вопросы и меняться.
На фестивале «Искусство завтра» я расскажу о том, как кураторство проектов в сфере современного искусства неизменно существует в контексте глобальных вызовов и локальных задач, что бы вы не курировали — Венецианскую биеннале или проект в небольшом городе.
«Я работаю под псевдонимом ::vtol::. Создаю художественные проекты на стыке науки, искусства и технологий.
Часто я делаю достаточно ироничные и немного провокационные проекты. Например, инсталляция «Финансовые риски», созданная в 2013 году, активировалась и издавала звуки, когда зритель проводил своей кредитной карточкой через картридер. Посетители выставки, несомненно, рисковали, передавая мне данные карточек. Но находились и хитрецы, которые использовали дисконтные карты или кредитки без денег. Подобный социальный эксперимент ироничным образом выявлял, насколько люди готовы доверять искусству, степень их азартности и любопытства.
Другой социальный проект, «Антенна», представлял из себя полицейскую дубинку, которая при ударе отправляла смс на номер матери полицейского с текстом «Мама, я ударил человека». Это пример спекулятивного дизайна, когда под видом функционального устройства зрителю предлагают утопичный, провокационный концепт, которым в реальности никто не будет пользоваться — однако он вызывает общественную реакцию.
К своим объектам я отношусь отчасти как к живым существам, которых я породил. Я вижу в них много человеческих особенностей, потому что как всякий художник создал их по своему образу и подобию. Когда на выставках скульптуры начинают существовать независимо от меня и порождать у зрителей новые, не заложенные в них изначально смыслы — это будто ставит меня на место и напоминает: искусство как явление умнее и сильнее, чем отдельный художник.
Я выступаю адвокатом технологического искусства, поскольку убежден, что оно говорит на языке, возможно, более понятном современным людям, нежели классическое. Картина на плоскости — интерфейс из прошлого. Этот жанр прекрасен и останется в искусстве, но технологическое искусство нам ближе — ведь кнопки, экраны и табло окружают нас повсюду.
Искусство — с одной стороны, набор неутилитарных знаний, явлений и практик. С другой стороны, в нашем перегруженном смыслами мире очень важно знать, что есть пространство, в котором позволено быть самим собой. Искусство — это освобождение и психотерапия для всего общества. Это зона, где любые границы и условности могут быть стерты, а человек освобожден от всего, что взваливает на него технократическое общество».