Сергей Гуров — свободный дизайнер, консультант, проектировщик, преподаватель. сотрудничал с агентствами Redmadrobot и Nimax, Enromo и Pixelent. Ведет телеграм-канал Moloko++.Потом нашел аккаунт Саши Гладких — в то время мы не были знакомы. Саша рисовал депрессивные картинки, что-то в духе Бэнкси, но с личным подтекстом. Меня это зацепило настолько сильно, что я поставил себе фотошоп, издевался над фотографиями знакомых. Потом случилась травма ноги, и у меня было две недели свободного времени. Так я освоил corel и нарисовал первые картинки, после которых меня позвали работать в издательство «Смешарики». Сначала в качестве фрилансера — я рисовал раскраски для детей. Потом предложили место в издательстве, где я начал рисовать журналы и книги. Собственно, это и был первый опыт в дизайне, который я использую до сих пор. Спасибо главному редактору Маше Корниловой — она была моим первым арт-директором. Авторские экземпляры до сих пор лежат у меня на даче, затертые и изрисованные племянниками. Признаться, я горжусь этим опытом и самым большим тиражом в 80 тысяч экземпляров. Потолок, который я вряд ли когда-то превзойду.
Два месяца лежал в больнице на вытяжке. Потом учился ползать, ходить. Восстановление потребовало около двух лет. Естественно, я выпал из общения со сверстниками, и вообще нарушил коммуникацию. Друзей не было, я был инвалид. Но мне понравилось читать книги. Первое удовольствие от книги — сказки Джанни Родари. Мне до сих пор кажется, что они самые необычные из тех, что мне попадались.
Это было самое простое. Сказать честно, я не люблю читать, хотя читаю постоянно. А в то время читал особенно много. Есть большая разница между книжными продавцами вчера и сегодня. Сегодня они показывают полку, на которой лежит нужная книга. Раньше мы продавали книги по-настоящему. Нет смысла продавать Мураками — он сделает это сам. Интереснее всего было продать книгу, о которой никто даже не слышал: ты находишь ее, читаешь, понимаешь, что это шедевр, и продаешь людям с улицы. Поэтому мы читали книги, составляли рецензию, сводили ее с другими книгами так, чтобы получилась история. И, если покупатель отказывался от первого варианта, можно было бы легко перепрыгнуть к другой. Человек приходит за Достоевским, а ты ему подсовываешь Чжан Сяньлян. Покупатель желает исповедь Юкио Мисимы, а ты подкладываешь Осаму Дадзай. Мы старались продавать не книги, а впечатления от книг. Помню, как в первую неделю работы продал мужчине «Сто лет одиночества» Маркеса. При том, что я ее даже не открывал. Просто придумал сюжет, опираясь на название. Через месяц он пришел и снова искал меня. Я прятался в подсобке, понимая, что мне грозит. Но он продолжал приходить, так что, конце концов, поймал меня и — попросил посоветовать еще что нибудь «в том же духе». Если врешь, то ври с вдохновением. Или как у Прилепина: «Как помнишь, так и было». В этом смысле, Петербург — выгодный бекграунд для такой компании. У нас любят и уважают читающих алкоголиков, достаточно немного пообщаться с бродягами на Невском проспекте. Так делали и мы: находили редкие книги, бегали по магазинам конкурентов, чтобы скупить экземпляры по 50 рублей, и в тот же день продавали по 200 рублей за книжку, чтобы вечером накрыть стол. Хорошо, что все это в кончилось, но то время вспоминается, как время абсолютной свободы.есть люди, которые хотят, чему то научиться, и есть люди, которые готовы поделиться опытом. Это как правая и левая рука. Нет никаких препятствий для того, чтобы помыть руки. Пользу получают все. Оказалось, что «объяснить», «понять» и «применить» — это очень далекие друг от друга вещи. И задача преподавателя, как я ее вижу, в том, чтобы, каким-то образом свести эти точки в одну. Лично для меня, эта история началась задолго до первой лекции или первого воркшопа. Дизайн-животные — это люди, которые работают, не задумываясь над тем, как у них что-то получается. Они не ищут формул, не кристаллизуют опыт. Им это не нужно. Они и без того эффективные профессионалы. Для них думать о дизайне подобно тому, чтоб думать о движении ног во время ходьбы — обязательно споткнешься. Компьютеры — это ребята вроде меня. Не обладая талантом, мы компенсируем его анализом и размышлениями. В этом смысле обучение других — всегда польза. Это условия, в которых дизайнер останавливается и рефлексирует, отсеивая эмоции, вдохновение, случайности. Обобщает опыт и пытается выдать некий алгоритм. Хотя это и смешно — выдавать алгоритмы. Для меня она подобна наброскам систем координат, в которых перемещается твоя картина мира. Это форма, которая трется, шуршит, искрит, бьется, сталкиваясь с реальностью, недоступной для нас по определению. Это дает дизайнеру, любому человеку, фокус на происходящем вокруг него или с ним. «Трение» дает нам ощущения и чувства. Мы не можем остановиться в поиске смысла, а в работе обязательно нужен смысл и эмоциональная подкладка. Поэтому философия может быть любой. Ее суть не важна. Танцуют все по-разному.Когда работал в книжном, мечтал о комнате в книжных полках. Но это какой-то декоративный подход. В книжках мне важнее впечатление, а оно неповторимо. Берешь «Войну и мир», и каждый раз, это что-то новое.
Меня подкупал в нем оптимизм взгляда на будущее. Это то, что сейчас потеряно безвозвратно. В девять лет я читал журнал про то, как в 2000 году люди будут строить города на Луне и к ней будет ходить экспресс. Я реально верил в то, что пусть не на Марс, но на Луну-то я точно попаду. Все звучало достоверно. Эти тексты писали взрослые люди, которые делали прогноз не на пустом месте, и это не была пропаганда, как сейчас могут сказать. Где-то мы сильно накосячили и сбились с пути. И оптимизм пропал. Настоящее перестало быть желанным, как было ранее. Для меня история закончилась, но не так, как это ванговал Фукуяма. Остался Булычев, Лем, Кларк, Снегов, ранние Стругацкие. В начале 20 века Ремарк и Хемингуэй писали про потерянное поколение. Сейчас можно говорить про целый пласт литературы «потерянного будущего».Это моя интерпретация мысли Стругацких из романа «Град обреченный». Художники ничего не воспевают, они — совесть. А совесть может только одно — болеть. Поэтому, чем сильнее давление на искусство и на художников, тем сильнее результат их творчества. Искусство, как капуста, зреет под спудом. А если спуда нет, то они начинают его высасывать из пальца, придумывать, погружаться в себя, теряя связи с простыми смертными. И то, почему современное искусство меня не трогает, и то, почему больших художников все меньше и меньше, а, чаще всего, это осколки прошлого, которые до сих пор несет взрывной волной полувековой давности. Опять же, эта концепция дает возможность прогнозировать новые культурной вспышки — все горячие точки в мире. Европа с ее болью от политики мультикультурализма. Традиционные Ближний Восток, Африка и Япония. У нас совесть не болит, а скорее ноет, поэтому имеем то, что имеем — Пелевина Сорокина и так далее. Писателей, которых как-то неловко ставить в один ряд с Шаламовым, Шолоховым или Пастернаком.
имея в виду, что и другие участники сделают что-то необычное. Формат личных докладов откровенно приелся, восприятие материала потеряло остроту, и в этом смысле Лекторий — уникальное мероприятие, которое дает возможность экспериментировать с материалом и формой подачи. Площадкой было помещение театра с профессиональным светом и звуком. Изначально я заявил тему «Порядок и хаос». Работа дизайнера заключается в том, чтобы увидеть некий порядок в окружающем нас хаосе. Это как если ты рассыпаешь перед собой пазл на 2 тысячи элементов — задача не в том, чтобы дорисовать пазлы, а в том, чтобы увидеть нужные, увидеть, с чего начать и как двигаться. Но в процессе подготовки понял, что тема не раскрывается, есть только рефлексия. Денис посоветовал мне рассказать именно об этом. А у любого человека очень много переживаний от хаотичности окружающего, то есть, это был неисчерпаемый ресурс для выражения.
Монолог в трех частях. Нанять актера, который бы это сыграл, снять видео. Сама мысль о том, что мне не придется выходить перед людьми, нервничать, переживать, запоминать тексты, и вообще, выступать в непривычном для себя качестве исполнителя какой то роли очень понравилось. При этом, я иллюстрировал работу дизайнера — ничего не создавал, но организовывал. Людей, слова, опыт, картинки.
Для текстов я взял реальные эпизоды своей жизни. Заострил впечатления, постарался как-то свести все к единой сюжетной фабуле, поработал с визуальным рядом. В конце концов, получилось странное варево. Но сам факт того, что один раз в жизни у меня был шанс в настоящем театре осуществить театральную постановку — это было здорово.