Сергей Гуров — свободный дизайнер, консультант, проектировщик, преподаватель. сотрудничал с агентствами Redmadrobot и Nimax, Enromo и Pixelent. Ведет телеграм-канал Moloko++.
Про дизайн
Нашел аккаунт Саши Гладких, в то время мы не были знакомы. Саша рисовал депрессивные картинки, что-то в духе Бэнкси, но с личным подтекстом. Меня это зацепило настолько сильно, что я поставил себе фотошоп, издевался над фотографиями знакомых. Потом случилась травма ноги, и у меня было две недели свободного времени. Так я освоил corel и нарисовал первые картинки, после которых меня позвали работать в издательство «Смешарики». Сначала в качестве фрилансера — я рисовал раскраски для детей. Потом предложили место в издательстве, где я начал рисовать журналы и книги. Собственно, это и был первый опыт в дизайне, который я использую до сих пор. Спасибо главному редактору Маше Корниловой — она была моим первым арт-директором. Авторские экземпляры до сих пор лежат у меня на даче, затертые и изрисованные племянниками. Признаться, я горжусь этим опытом и самым большим тиражом в 80 тысяч экземпляров. Потолок, который я вряд ли когда-то превзойду.
Про книги
Два месяца лежал в больнице на вытяжке. Потом учился ползать, ходить. Восстановление потребовало около двух лет. Естественно, я выпал из общения со сверстниками, и вообще нарушил коммуникацию. Друзей не было, я был инвалид. Но мне понравилось читать книги. Первое удовольствие от книги — сказки Джанни Родари. Мне до сих пор кажется, что они самые необычные из тех, что мне попадались.
Это было самое простое. Сказать честно, я не люблю читать, хотя читаю постоянно. А в то время читал особенно много. Есть большая разница между книжными продавцами вчера и сегодня. Сегодня они показывают полку, на которой лежит нужная книга. Раньше мы продавали книги по-настоящему. Нет смысла продавать Мураками — он сделает это сам.
Интереснее всего было продать книгу, о которой никто даже не слышал: ты находишь ее, читаешь, понимаешь, что это шедевр, и продаешь людям с улицы. Поэтому мы читали книги, составляли рецензию, сводили ее с другими книгами так, чтобы получилась история. И, если покупатель отказывался от первого варианта, можно было бы легко перепрыгнуть к другой.
Человек приходит за Достоевским, а ты ему подсовываешь Чжан Сяньлян. Покупатель желает исповедь Юкио Мисимы, а ты подкладываешь Осаму Дадзай. Мы старались продавать не книги, а впечатления от книг. Помню, как в первую неделю работы продал мужчине «Сто лет одиночества» Маркеса. При том, что я ее даже не открывал. Просто придумал сюжет, опираясь на название. Через месяц он пришел и снова искал меня. Я прятался в подсобке, понимая, что мне грозит. Но он продолжал приходить, так что, конце концов, поймал меня и — попросил посоветовать еще что-нибудь подобное.
Если врешь, то ври с вдохновением. Или как у Прилепина: «Как помнишь, так и было». В этом смысле Петербург — выгодный бекграунд для такой компании. У нас любят и уважают читающих алкоголиков, достаточно немного пообщаться с бродягами на Невском проспекте. Так делали и мы: находили редкие книги, бегали по магазинам конкурентов, чтобы скупить экземпляры по 50 рублей, и в тот же день продавали по 200 рублей за книжку, чтобы вечером накрыть стол. Хорошо, что все это кончилось, но то время вспоминается как время абсолютной свободы. Есть люди, которые хотят чему-то научиться, а есть люди, которые готовы поделиться опытом. Это как правая и левая рука. Нет никаких препятствий для того, чтобы помыть руки. Пользу получают все.
Оказалось, что «объяснить», «понять» и «применить» — это очень далекие друг от друга вещи. И задача преподавателя, как я ее вижу, в том, чтобы, каким-то образом свести эти точки в одну. Лично для меня, эта история началась задолго до первой лекции или первого воркшопа. Дизайн-животные — это люди, которые работают, не задумываясь над тем, как у них что-то получается. Они не ищут формул, не кристаллизуют опыт. Им это не нужно. Они и без того эффективные профессионалы. Для них думать о дизайне подобно тому, чтоб думать о движении ног во время ходьбы — обязательно споткнешься.
Компьютеры — это ребята вроде меня. Не обладая талантом, мы компенсируем его анализом и размышлениями. В этом смысле обучение других — всегда польза. Это условия, в которых дизайнер останавливается и рефлексирует, отсеивая эмоции, вдохновение, случайности. Обобщает опыт и пытается выдать некий алгоритм. Хотя это и смешно — выдавать алгоритмы. Для меня она подобна наброскам систем координат, в которых перемещается твоя картина мира. Это форма, которая трется, шуршит, искрит, бьется, сталкиваясь с реальностью, недоступной для нас по определению. Это дает дизайнеру, любому человеку, фокус на происходящем вокруг него или с ним. «Трение» дает нам ощущения и чувства. Мы не можем остановиться в поиске смысла, а в работе обязательно нужен смысл и эмоциональная подкладка. Поэтому философия может быть любой. Ее суть не важна. Танцуют все по-разному. Когда работал в книжном, мечтал о комнате в книжных полках. Но это какой-то декоративный подход. В книжках мне важнее впечатление, а оно неповторимо. Берешь «Войну и мир», и каждый раз, это что-то новое.
Про журналы
В девять лет я читал журнал про то, как в 2000 году люди будут строить города на Луне и к ней будет ходить экспресс. Я реально верил в то, что пусть не на Марс, но на Луну-то я точно попаду. Все звучало достоверно. Эти тексты писали взрослые люди, которые делали прогноз не на пустом месте, и это не была пропаганда, как сейчас могут сказать. Где-то мы сильно накосячили и сбились с пути. И оптимизм пропал. Настоящее перестало быть желанным, как было ранее. Для меня история закончилась, но не так, как это ванговал Фукуяма. Остался Булычев, Лем, Кларк, Снегов, ранние Стругацкие.
В начале 20 века Ремарк и Хемингуэй писали про потерянное поколение. Сейчас можно говорить про целый пласт литературы «потерянного будущего». Это моя интерпретация мысли Стругацких из романа «Град обреченный». Художники ничего не воспевают, они — совесть. А совесть может только одно — болеть. Поэтому, чем сильнее давление на искусство и на художников, тем сильнее результат их творчества. Искусство, как капуста, зреет под спудом. А если спуда нет, то они начинают его высасывать из пальца, придумывать, погружаться в себя, теряя связи с простыми смертными. И то, почему современное искусство меня не трогает, и то, почему больших художников все меньше и меньше, а, чаще всего, это осколки прошлого, которые до сих пор несет взрывной волной полувековой давности. Опять же, эта концепция дает возможность прогнозировать новые культурной вспышки — все горячие точки в мире. Европа с ее болью от политики мультикультурализма. Традиционные Ближний Восток, Африка и Япония. У нас совесть не болит, а скорее ноет, поэтому имеем то, что имеем — Пелевина Сорокина и так далее. Писателей, которых как-то неловко ставить в один ряд с Шаламовым, Шолоховым или Пастернаком.
Про Лекторий
Формат личных докладов откровенно приелся, восприятие материала потеряло остроту, и в этом смысле Лекторий — уникальное мероприятие, которое дает возможность экспериментировать с материалом и формой подачи. Площадкой было помещение театра с профессиональным светом и звуком. Изначально я заявил тему «Порядок и хаос».
Работа дизайнера заключается в том, чтобы увидеть некий порядок в окружающем нас хаосе. Это как если ты рассыпаешь перед собой пазл на 2 тысячи элементов — задача не в том, чтобы дорисовать пазлы, а в том, чтобы увидеть нужные, увидеть, с чего начать и как двигаться. Но в процессе подготовки понял, что тема не раскрывается, есть только рефлексия. Денис посоветовал мне рассказать именно об этом. А у любого человека очень много переживаний от хаотичности окружающего, то есть, это был неисчерпаемый ресурс для выражения.
Сама мысль о том, что мне не придется выходить перед людьми, нервничать, переживать, запоминать тексты, и вообще, выступать в непривычном для себя качестве исполнителя какой-то роли очень понравилось. При этом, я иллюстрировал работу дизайнера — ничего не создавал, но организовывал. Людей, слова, опыт, картинки.
Для текстов я взял реальные эпизоды своей жизни. Заострил впечатления, постарался как-то свести все к единой сюжетной фабуле, поработал с визуальным рядом. В конце концов, получилось странное варево. Но сам факт того, что один раз в жизни у меня был шанс в настоящем театре осуществить театральную постановку — это было здорово.
